Детские годы мои, сейчас я это понимаю и чувствую очень остро, были нелегкими. Другими они и не могли быть.

Я был за мужчину в доме с 6 лет (обоих старших братьев в деревне тогда уже не было) – зимой чистил двор от снега, таскал воду из колодца, пилил–колол дрова и складывал их в дровяник, занося ежедневно домой, чтобы дрова были сухими; летом помогал по огороду. Уже с малых лет я, сам того не замечая, учился жить, постигать все, что необходимо было мне для выживания, а позже – для становления как человека.

Запомнился случай из детства, связанный со старшей сестрой Таскирой – она была на семь лет старше меня и заменила мне в детстве мать. Я всю жизнь был благодарен ей, не забывал о ней никогда, в отпуск всегда приезжал в ее дом, будучи взрослым, помогал ей вести нелегкую, без намека на зажиточность, жизнь. Когда я начал зарабатывать на Колыме, я ежемесячно посылал ей деньги, а позжепомог в строительстве нового дома. Но все это будет потом, через многие-многие годы.

Так вот, я, ученик первого класса Нижне-Шандерской семилетней школы Таканышского района .

Дело было зимним утром, и я собирался в школу. Хотел пойти на лыжах, предмет моей гордости - они стоили по тем временам дорого, я их ценил и относился очень бережно, потому что ничего, кроме них, у меня, вечно голодного и полураздетого ребенка, и не было. Только я собирался выйти за ворота, Таскира апа говорит: «Погоди-ка, Мулланур, нужно быстренько дров напилить про запас!» Зачем ей это было так необходимо, причем в то время, когда я стою на лыжах и мне уже пора идти в школу – непонятно. Ведь дрова мы всегда заготавливали летом, запас у нас, к счастью, был. Но я ей никогда не возражал, мне сложно было бы это представить. Положили небольшое бревно на стан и начали пилить пилой – двуручкой. И надо же такому случиться – отлетевшая часть бревна ( чурка, как ее называют в просторечии) упала мне на лыжи и сломала их. Это была целая трагедия, я лишился того немногого, что доставляло мне радость и всегда согревало. Это были лыжи, которые я надевал на лапти или валенки, на завязках, нынешней молодежи сложно представить, как можно было на них передвигаться. И, самое главное, я понимал, что мне никто не скажет: «Не расстраивайся, малыш, не расстраивайся, Мулланур, мы тебе новые лыжи купим, лучше этих!»

Увы… Я ведь остался без отца, когда мне было всего полгода, и я его совсем не знал, а когда мама ушла из жизни, мне было 6 лет. Я рос, не имея возможности, как другие дети, произнести слов «мама», «папа». Да, так распорядилась судьба. Родителей мне заменили Таскира апа и, частично, братья.

С двенадцати лет, начиная с четвертого класса и вплоть до седьмого, я работал в колхозе. Обрабатывал пахотные земли, самостоятельно запрягая лошадь, таскал снопы, собирал на поле после уборки колоски, возил семена на пристань в Гурьевку, денег за работу никогда не платили, но давали немного хлеба, я приносил домой где-то около 500 граммов хлеба – это было для меня счастьем!

Все детство было голодным, я ел, и не я один, крапиву, лебеду, когда совсем нечего было есть, и если получалось – муку, которую запивал для ощущения сытости водой. Да и от сухости во рту как-то нужно было избавляться!

В родной деревне жили сестры отца, но, откровенно говоря, ни от одной из них помощи я не получал, вероятно, у каждой из них своя жизнь была нелегкой. Хотя я с ними со всеми общался, а с их детьми, получается с моими двоюродными сестрами, я посещал школу в соседней деревне Нижний Шандер. А вот кого запомнил на всю жизнь - это соседку Уммугульсум апа. Тогда ведь на селе хлеб в магазинах не продавался, его просто не было, и каждая семья пекла его в домашних условиях . И Уммугульсум апа каждый раз, когда ставила хлеб, обязательно передавала мне небольшой кусок и вынуждена была это делать скрытно, потому что они сами жили впроголодь. Она оставляла его около телефонно-телеграфного столба, я это знал и каждый раз делился этим кусочком хлеба с сестрами.

Вспоминается случай, который сейчас, по прошествии стольких лет, кажется забавным, но тогда мне было явно не до смеха.

Я, будучи сам ребенком, должен был постоянно присматривать за маленьким племянником Дамиром – сыном старшего брата Фархуллы и нашей невестки Хадичи. В свои двенадцать лет я еще как-то успевал помогать домашним в приготовлении обеда, старался выкопать картошку, помыть ее и поставить чугунок в печь с тем, чтобы старшие могли быстро приготовить обед. Я отвлекся на эти дела, а когда опомнился, обнаружил, что моего шестимесячного племянника нигде нет. Меня как будто обдало ледяной водой, я бросился искать его, в голове стучала мысль, не упал ли он в колодец рядом с домом, хотя он всегда был закрыт крышкой. Оказалось, что Дамир переполз через дорогу к соседям напротив, а у них просто не было ворот, и сидел в тени на холодной земле под лестницей…

Рассказывали, что наша деревня Тогуз в свое время сгорела дотла, и 9 семей переехали на новое место. Пожары в те времена были нередки, в годы войны, летом сгорела половина деревни Кляуш. Школа находилась в конце села, ближе к Кляушу, и мы чувствовали жар, доходящий до нас во время пожара, хотя и расстояние между нами было целых два километра.

На месте старой деревни недалеко был «Святой источник» - «Изгеләр чишмәсе». Он есть и сейчас, когда приезжаю в родную деревню, я обязательно посещаю его. Дамир тогда был еще маленький, за ним нужен постоянный присмотр, а сосед наш Сабирджан, мой ровесник, работал сторожем на гороховом поле и пригласил к себе поесть гороха, сварить на костре картошку, да там еще недалеко в сторону деревни Плаксихи были орешники и ягодные места. Вечно полуголодный мальчик, конечно, не мог устоять перед таким соблазном. Я посадил Дамира на тележку, повез его по деревенским колдобинам и полям, и мы целый день провели вдали от дома, наевшись всего и напившись воды из святого источника.

На всю жизнь я запомнил последний день августа 1945 года. Учился в школе деревни Нижний Шандер. К школе все дети готовятся, им помогают родители, старшие. Мне помощи ждать было не от кого, все на работе, собирать себя нужно самостоятельно. И я решил 31 августа, в последний день «каникул», не выходить на работу в колхоз. Начал собираться и вдруг случайно увидел в окно – подъезжает к нашему дому бригадир на двух лошадях, одну из них привязывает к столбу и ждет, когда я выйду. Бригадиру самому ещё 15 лет, он старше меня всего на 3 года, семилетку не закончил, школу бросил. Но он бригадир и процедилмне с нескрываемой угрозой в голосе: «Попробуй только не выйти на работу!» Несмотря на окончание войны, мужчин в деревне не хватало. И пришлось мне вместо того, чтобы готовиться к школе, выйти в последний день августа на работу – на осеннюю пахоту.

Вспоминается еще один случай. Во время уборки урожая возил зерно на элеватор в Гурьевку – это поселок и пристань на берегу реки Вятка. В те времена элеватор еще называли и по-другому – «заготзерно». Пятидесятикилограммовые мешки грузить на повозку сам я не мог, помогали взрослые женщины. Очередная поездка, разгрузился и собрался ехать обратно в Тогуз и вдруг вижу – навстречу идет мой знакомый, Муллахмет из деревни Тугай. Он приехал в Гурьевку из Таканыша с передвижной киноаппаратурой. «Эфенди, что ты здесь делаешь?!» – обратился он ко мне. Он ко всем обращался «эфенди», я не помню, чтобы кто-то к нему самому обращался по имени – для всех он также был «эфенди». Я закончил 4-й класс, мне 12 лет и «эфенди» предложил отметить нашу встречу – всё по-взрослому! Зашли мы с ним в магазин, деньги у него водились всегда, выпили – закусили, “поговорили за жизнь” и я отправился домой. По дороге мой молодой и неокрепший организм не выдержал, я заснул и проснулся только, когда лошадь привезла меня к дому и остановилась у ворот. Дорога-то для нее была привычной, и дергать за вожжи, подхлестывать никогда не приходилось.

Позже, когда закончил школу, с июля 1950 по октябрь 1951 года я сам работал мотористом звуковой кинопередвижки Таканышского райотдела кинофикации. Как это случилось: мой двоюродный брат Мунип абый (он был намного старше меня, инвалидом – одна нога была отрезана ниже колена) приехал по делам в Кляуш и специально дошел Тогуза, чтобы сделать мне предложение поработать с ним, так как остался без помощника. Я дал согласие. Начальник райотдела Михайлов не был против моей кандидатуры. Мы ездили с кинопередвижкой из деревни в деревню, останавливались на ночлег у тех или иных хозяев и были людьми вполне себе уважаемыми. Не голодали и небольшие деньги были при нас.

Были в детстве и редкие мгновения счастья. Всю жизнь с благодарностью вспоминаю директора школы Мулюкова Шарифа абыя, который подарил мне в шестом классе самые настоящие новые брюки. Радости-то было!..

В детские годы я не замечал и воспринимал очень спокойно, как будто по-другому и не может быть, что условия для учебы были не самыми благоприятными, особенно зимой, когда рано темнеет. Нужно ведь после школы умудриться переделать сначала все домашние дела, а потом только браться за уроки, домашние задания. Сейчас, наверное, нелегко себе представить – электричества нет, керосиновой лампы нет, потому что нет денег. Мы даже ужинали при зажженной лучине.

Как бы то ни было, закончил я 7 классов Нижне – Шандерской семилетней школы успешно, в свидетельстве об окончании учебы у меня по всем предметам стояли одни пятерки – «отлично». Я был награжден Похвальной грамотой за подписью директора школы и учителей «За отличные успехи и примерное поведение». Было это 3 августа 1949 года.

После седьмого класса нужно было выбирать, куда идти дальше?! Был вариант с Кляушской средней школой, от дома близко, но меня испугало то, что преподавание там велось на русском языке. И я направился в районный центр – деревню Нижний Таканыш, где успешно закончил 8 классов. Жил я в приспособленном под общежитие здании вместе с одноклассниками. Никакой столовой, никакого питания, даже чашки чая с кусочком хлеба. Готовили мы в основном картошку, принесенную из дома. На плите было место всего лишь для двух чугунков, а у нас было заведено - утром те, кто первыми крикнут «первый» или «второй» ,те и затапливают печь и успевают гарантированно приготовить завтрак и поесть. Я все время умудрялся вставать первым и первым прокукарекать. В обед доедаешь то, что осталось от завтрака, а вечером - уж как получится. Если вдруг у тебя каким-то чудесным образом появилось пять рублей и ты сумел в страшной давке, простояв огромную очередь, купить буханку ржаного хлеба, вечером мог позволить себе поесть хлеба. Иногда на ужин могла быть каша. И никогда мы не видели во время учебы мяса.

В конце недели по сплошному бездорожью добирались пешком, а это 18 километров туда и 18 обратно. Мы не могли рассчитывать даже на попутные конные повозки, их просто не было. И в дождь, и в снег так. Одежды нормальной нет, вместо пальто – шинель Зиннура абыя, на ногах лапти – а плести их, притом очень красиво, я научился сам. Особенно в годы войны зимы были очень холодными и ты, полуодетый – полураздетый со своей котомкой за спиной, в любую погоду проделываешь этот неблизкий путь. Кто-то из ребят добирался до Таканыша с вечера, а я всегда – утром. Выходил из дома в пять часов утра и в восемь был в школе. Особенно обидно бывало, когда ты в мороз отправляешься в школу, а тут выясняется, что из-за холодов занятия отменили…

У нас в Тогузе напротив нашего дома жил сапожных и всяких других дел мастер, я всегда заходил к нему, когда мне нужен был тот или иной инструмент. И незаметно для соседа присматривался, как он подшивает прохудившиеся валенки. В результате постиг новое ремесло, и все сестры с удовольствием носили валенки, подшитые мной. Вот такой я был «мужичок»!

После окончания 8 классов Таканышской средней школы у меня была возможность поступить в Мамадышское педагогическое училище, через 4 года я мог вернуться в деревню учителем, тем более в Мамадыше учились и мои односельчане. Мне показалось, что это очень далеко от дома, и не решился на этот шаг. Сыграло свою роль и то, что училище не имело своего общежития, а платить за квартиру у меня просто не было денег.

Проработав немного мотористом передвижной киноаппаратуры, в ноябре 1951 года я отправился в Лубянский леспромхоз и поступил на работу рабочим нижнего склада, а попросту – сучкорубом. Жил на квартире у хозяев, в те годы это было обычным явлением. И этим не без основания гордился. Каждый приезд в деревню привозил родным хлеб, это было очень большой поддержкой для них. Потому что по свидетельствам многих деревенских жителей, они только в середине 50-х годов начали есть нормальный хлеб.

Судьба, обделив меня в одном, вознаградила в другом – в трудолюбии, старательности, любознательности, умении все быстро схватывать, во все вникать, всему учиться. Поэтому я в жизни ничего не боялся и умел делать все: я и плотник, и столяр, и нянька, и повар, и лапотных дел мастер...

Руководство заметило, что я парнишка старательный и смышленый и через некоторое время перевело меня в пильщики на пилораме. Доверили мне электропилу К – 5, эстакада позволяла подступиться к дереву с любой стороны. Эта работа была уже более ответственной и более квалифицированной, платить мне стали больше, зарплата выросла существенно.

Летом 1952 года Фархулла абый предложил мне вместе с ним уехать в Узбекистан. Я согласился, потому что там уже был Зиннур абый. Там же была и младшая сестра Сания, которую он пригласил жить в семье и присматривать за детьми, потому что и Зиннур абый, и его жена работали и ни о каком детском садике в краях, где они проживали, не слышали.

Это было одним из тех немногих решений в моей жизни, о котором я всю жизнь вспоминал с большим сожалением. Правильно ли я поступил, уехав, или нет – я задумывался об этом не раз и ответа не находил. По молодости, видимо, не все последствия своего шага оценил и оставил Таскиру апу, которая работала на ферме дояркой, и Хадичу апу, которая осталась с сыном Дамиром (они с братом Фархуллой развелись), одних, без мужской опоры. В отличие от них, я получал неплохую зарплату и, если бы не уехал в Среднюю Азию, мог оказывать им посильную поддержку.

Как бы то ни было, 28 августа 1952 года я прибыл в районный центр Янги Курган.

Брат Фархулла работал фотографом, он ездил по школам района, делал снимки учителей, учащихся, простых узбеков. Помню фотографии тех лет: жена или невеста сидит на стуле, а муж или жених фотографируется стоя рядом, таков был классический снимок.

Брата узбеки звали «рәсемче әкә», в переводе - чуть ли не господин художник. Помню, однажды пришел узбек с просьбой сделать снимки. Фархулла был на выезде, и я предложил свои услуги, поскольку уже давненько присматривался и к этому ремеслу. Вторым аппаратом сделал фотографии, а проявил и вывел снимки уже брат. Я и не догадывался тогда, что это умение сослужит мне хорошую службу в армии.

Но мне нужна была постоянная работа, устроился в Бувайдинский районный отдел соцобеспечения счетоводом с зарплатой 360 рублей, деньги небольшие, но жить можно. Я готовил документы для оформления пенсии.

Наступила осень, мы к этому времени смогли возвести какой-никакой дом для Фархуллы и заселиться в него. Саманные кирпичи для дома делали сами.

Именно отсюда был призван и отправился на службу в Советскую Армию, это была осень 1953 года.

(Продолжение следует)

Подготовил к печати Рашит Хайрутдинов

	АУЛАК ӨЙ на Таганке	Лилия Гадель
	В деревне на реке Шуструй	Ренат Абянов, Марат Сафаров
	Вклад Эдхяма Тенишева в науку…	Мустафа Онер
	Детство с привкусом горечи…	Мулланур Газизуллин

Ноябрь 2021